Лев Павлович Сукачев
Начался поход. После перехода албанской границы, 17 декабря 1924 года, мы встретили сопротивление противника под Пешкопеей. Наступая от деревни Блато, мы с боем вошли в город, взяв в плен командира гарнизона Али Реза, пять офицеров, 400 солдат регулярной пехоты, много добровольцев, одно горное орудие (более “молодое”, чем наши четыре гаубицы) с прислугой, лошадьми и вьюками, четыре пулемета, три бомбомета, много ружей и снарядов.
Мы сразу освободили из городской тюрьмы сидевших там противников власти епископа Фаноли. На главной площади стояли приготовленные две виселицы. Конечно, мы полюбопытствовали узнать, кому они были предназначены: по словам одних — для албанцев, сторонников Ахмета Зогу; между тем как другие объясняли, что на них должны были висеть чины нашего отряда…
Там же, в Пешкопее, присоединился к нам отряд Гильярди. Интересна и красочно типична для Балкан начала XX века личность этого авантюриста, описанного Брешко-Брешковским. Итальянец по происхождению, он еще до Первой мировой войны был австрийским офицером. Брат его занимался в Австро-Венгрии крупной политической деятельностью. Во время очередного на него покушения вместо него по ошибке была убита его мать. На суде убийцу оправдали, признав политический характер преступления. По вынесении оправдательного приговора, защищая честь семьи, капитан Гильярди тут же на суде выстрелил в убийцу матери и убил его на месте. После этого ему не только пришлось уйти с австрийской военной службы, но и скрыться за пределами Австро-Венгрии, чтобы избежать преследований по закону. В Албании он начал заново военную карьеру: воевал 18 раз против Сербии. Имя его всегда было связано с разными авантюрами…
Итак, наша первая победа — взятие Пешкопеи — была позади. 18 декабря и Ахмет-бей со свитой приехали туда. В тот же день, в 10 часов 30 минут утра, будущий король Албании принял парад, во главе которого продефилировал наш Русский отряд. Это было наше первое, но далеко не последнее торжество на албанской территории. Жители города, так же, как и албанцы местностей, расположенных поблизости и уже “освобожденных” от власти Фаноли полковником Цена-беем Криузиу, толпами стекались, чтобы приветствовать Зогу и Русский отряд.
Сознаюсь, что быть воином-освободителем мне нравилось, но нам недолго дали наслаждаться славой победителей: уже 20 декабря было велено выступить походом на Тирану. За это время репутация нашего отряда успела вырасти в какой-то сказочный миф. По-видимому, воскресли легенды времен Скобелева о непобедимости русского оружия, о могуществе русских войск. Словом, говорили, что с Ахмет-беем идет многотысячная русская армия. В результате такой “информации” враг отступал в панике: мы вообще больше не видели противника; иногда только проходили через вырытые, но брошенные окопы. Дойдя до “мали” (горы) Дайти, возвышающейся над Тираной, — был ясный зимний день, — мы увидели, как четыре парохода отплывали из “дурацкого” порта (то есть порта города Дураццо). Это епископ Фаноли, его приверженцы и советская миссия покидали Албанию… Для страны открывалась новая страница истории.
После ухода турок страной управляли “регенты”, но их правление было больше теоретическим. Жили они обыкновенно за границей, интересовались только получением жалованья, предоставив все государственные дела премьер-министрам. Таким премьером одно время после окончания Первой мировой войны был назначен Зогу; потом, путем разных интриг, Фаноли удалось занять его место, а Ахмет-бей оказался эмигрантом в С.Х.С.
Фаноли, как и его предшественники, не пытался производить реформ, не модернизировал страну, которая оставалась такой же отсталой, как и при владычестве турок. Внешнюю же политику он вел определенно просоветскую.
Па Рождество 1924 года мечта Зогу осуществилась. Тирана и власть Фаноли пали. 26 декабря Русский отряд вошел в столицу Албании. При входе в город нас встречал военный оркестр, разукрашенные флагами улицы были запружены народом, радостно нас приветствующим. Со всех сторон раздавалось громкое “Рофт!” — албанское “Ура!”.
Довольно долго наш отряд ничем другим, кроме пожинания лавров победителей, не занимался. Расквартировали нас в большом доме, коридоры которого через несколько недель оказались настолько заставленными пустыми водочными бутылками, что пройти было непростой задачей…
Между тем Ахмет-бей занимался государственными делами и лихорадочно готовился к изменению статута Албании. В первый раз за всю ее историю были произведены выборы в Учредительное собрание. Для этого “парламента”, как албанцы называли Учредительное собрание, было приспособлено здание Офицерского собрания.
Русский отряд в Тиране оказался единственной организованной воинской частью в Албании, и Ахмет-бей велел нас выстроить напротив дома, где собрались в первый раз выборные депутаты страны. Сам Зогу остался в своей личной резиденции в ожидании решения парламента относительно нового государственного статута: по предложению Ахмет-бея, Албания должна была быть объявлена Республикой (вместо Регентства), а сам он, Зогу, — президентом. Русскому отряду было приказано ждать появления на балконе здания парламента доверенного лица Ахмета.
В случае принятия депутатами предложения Зогу, это его доверенное лицо должно было помахать белым платком, а в случае отрицательного решения — быстро выбежать из здания и перебежать площадь к нашему отряду. Нам же было велено направить все имеющиеся в нашем распоряжении 4 пушки и 8 пулеметов на Учредительное собрание, по которому, в случае отрицательного решения, мы должны были дать залп…
Благоприятный ответ не заставил себя долго ждать. Нам помахали с балкона белым платком. Зогу был выбран единогласно первым президентом новой Албанской республики… Мы подняли дула пушек и пулеметов вверх и салютовали новую республику и ее президента, который не замедлил прибыть в парламент.
Через несколько лет король Италии Виктор Эммануил III провозгласил Ахмет-бея королем Албании Зогу I. Однако железной короной Скандер-бея ему короноваться не удалось: Венский музей, в котором хранилась эта реликвия, отказался выдать ее королю Албании…
