«Иностранные путешественники о Московской Руси XVI-XVII веков»

Е.А. Антоновская, И.К. Попова, А.С. Филатова

Новокузнецкий институт (филиал) Кемеровского государственного университета, г. Новокузнецк, Кемеровская область

Научный руководитель

А.Н. Худолеев, д.и.н., профессор

Новокузнецкий институт (филиал) Кемеровского государственного университета, г. Новокузнецк, Кемеровская область

Статья посвящена отзывам иностранных путешественников о Московской Руси XVI–XVII веков. Рассматриваются впечатления иностранцев о быте, традициях, нравах Московской Руси XVI–XVII веков, повседневной жизни царского двора. Прослеживается разница, а также специфика культурного и ментального уровней русских и западноевропейцев периода Средневековья.

Ключевые слова: Иван IV Васильевич, царь Алексей Михайлович, Климент Адамс, Ричард Ченслор, Иоганн Кобенцль, Адольф Лизек, Московская Русь, история повседневности

В течение XVI–XVII веков Московскую Русь неоднократно посещали иностранные дипломаты, послы и просто путешественники из Западной Европы. Многие из них оставили воспоминания и путевые заметки об этих поездках. В поле нашего зрения находятся сведения англичанина Климента Адамса, а также австрийцев Иоганна Кобенцля и Адольфа Лизека.

Первое путешествие англичан в Россию состоялось в 1553-1554 годах. Получилось оно случайным. Известно, что в мае 1553 года английский король Эдуард VI отправил через Северный Ледовитый океан для поиска северного пути в Индию и Китай три корабля, один из которых назывался «Эдуард Бонавентура». Его основным капитаном был мореплаватель Ричард Ченслор (1521-1556); вторым капитаном являлся картограф Климент Адамс (1519-1587), который вел путевой дневник. Английские корабли попали в сильный шторм, в результате которого «Эдуард Бонавентура» оказался один в Белом море. Узнав о неожиданных заморских гостях, царь Иван IV немедленно пригласил их в Москву. Так началось знакомство англичан с далекой «Московией».

При первой встречи англичан и русских, вторые бросились в бегство, поскольку, как сообщал Адамс, они никогда не видели кораблей. Ричард Ченслор был готов сразу вступить в торговлю с местными, но без разрешения царя никто не смел ничего предпринимать. Слово царя воспринималось как истина в последней инстанции, он приравнивался к Богу, поэтому все дела могли вестись только с его одобрения.

Адамс следующим образом описывал Москву 1553 года: «Строений хотя и много, но без всякого сравнения с нашими; улиц также много, но они не красивы и не имеют каменных мостов; стены зданий деревянные, на крыши употребляется дрань. К городу примыкает замок красивый и хорошо укрепленный».[1,с.50] В замке, так англичанин называл московский Кремль, располагались 9 красивых монастырей.

Иван IV удостоил англичан аудиенцией. Путешественники были поражены великолепием, которое окружало царя. Он возвышался на троне, в расшитой каменьями одежде, на голове венчалась золотая диадема, в руках знаменовался золотой скипетр. На лавках сидели бояре, одежды которых так же отличались богатством, показывающим их статус. Как и полагалось, англичане преподнесли заморские дары в знак почтения и уважения к царю и великому князю. Английские путешественники были также поражены богатством пиршества и убранством, окружавшим их в Золотой палате. На взгляд Адамса, «было множество драгоценных вещей, ваз и кубков, большей частью из самого лучшего золота».[1,с.51] Царский пир отличался торжественностью и богатством, это касалось не только драгоценных кубков, посуды и еды, но и придворного церемониала, так как даже слуги были в золотых одеждах. Англичане поразились феноменальной памятью царя, который, жалуя свите кушанья со своего стола, обращался к каждому боярину по имени.

Адамса поражала неприхотливость русского человека и способность приспосабливаться к холодным условиям: «Русский развешивает свой плащ на кольях, с той стороны, с которой дует ветер и сыплется снег, разводит себе маленький огонек и ложиться, спиною к ветру; один и тот же плащ служит ему крышей, стеной и всем. Этот жилец снегов черпает воду из замершей реки, разводит в ней овсяную муку и обед готов. Насытившись, он тут же располагается и отдыхает при огне. Мерзлая земля служит ему пуховиком, а пень или камень подушкою».[1,с.54] Русская зима, по его мнению, самая суровая. Неподготовленному человеку в таких условиях не выжить. Адамс вспоминал, что английским путешественникам приходилось зимовать на борту корабля. Стоило только выйти из кают, как холод окутывал, привыкших к теплу европейцев, заставлял их, замерзших, в скором порядке вернуться назад. Сравнивая русских с представителями англо-саксонского мира, Адамс называл последних женоподобными и изнеженными, которые в более благоприятном климате спешат сразу надеть на себя шубы и сапоги, а русские – это бойцы с закаленным характером.

Что касается военной службы, то за добросовестность и храбрость Иван IV награждал землей, которая возвращалась обратно в царские владения, если у воина не оставалась наследника по мужской линии. В случае если кто-то был не способен воевать, то он обязывался выступить в лице попечителя, который должен обеспечить сражавшихся провиантом и снаряжением. Следовательно, война являлась неким социальным лифтом, с помощью которого, с одной стороны, можно было заслужить милость царя, а с другой – лишится всех привилегий.

Адамс описывал не только Москву, но другие города, в которых кипела торговая жизнь. Так, в середине XVI века Новгород являлся центром рыночной экономики. Удобное географическое положение способствовало налаживанию торговых связей. Город славился кожей, медом, воском, льном, коноплей. Из волокон конопли производили пеньку – прочные стебли, из которых изготовлялись канаты, экспортировавшиеся затем на английских флот. Город Ярославль славился салом, воском, мехами. В Пскове было налажено производство меда и воска. На Севере Московской Руси торговали благородными мехами (соболиными, заячьими, лисьими). Зимой товары на оленях свозили в Холмогоры, где устраивалась ярмарка.[1,с.56,57]

Любопытны наблюдения Адамса относительно средневекового русского судопроизводства. Доказательством невиновности могла служить клятва обвиняемого. При предоставлении сведений сторонами, в обиходе была практика защиты своих интересов путем единоборства. Если какая-либо из сторон являлась недееспособной или имела средства, то нанимался публичный боец, который защищал честь своего арендатора. Как писал Адамс, «у русских есть целый класс людей, снискивающих себе пропитание этим ремеслом, бойцы выходят на назначенное место с булавами и рогатинами».[1,с.59] Чей боец проигрывает, тот сиюминутно заковывается в цепи. Споры особой важности разбирает сам царь. Адамс восхищался его беспристрастностью в ведении дел. За преступление, совершенное впервые, секли розгами. В случае вторичного рецидива «отрезают нос и клеймят лоб», а за третий преступный случай «вешают».[1,с.60]

Относительно религиозной жизни «московитов», Адамс отмечал, что русские принадлежали к Восточной церкви. Они поклонялись и молились иконам. Миряне одевались скоромно, носили одежду, подобную простому люду. Брак в среде белого духовенства не воспрещался, только священнику нельзя жениться дважды. Служба и прочтение Ветхого и Нового Завета идет на русском языке. Во время чтения разрешен разговор шепотом, евхаристия совершается на квасном хлебе. Русские постились четыре раза в год, соблюдая строгую диету (молочную, овощную, мясную, ели соленые припасы). Во время поста происходили моления в храме или дома несколько раз в день. Церкви строились из дерева и оснащались золотыми куполами.[1,с.61]

В записках Адамса нашлось место и погребальным обрядам москвичей. Его удивила традиция класть умершему в руки бумагу, о том, что он являлся православным, так как русские считали, что только их вера истинная, а к другим ответвлениям относились скептически и с недоверием. В Московском государстве было много иноков, живущих в монастырях. При смерти настоятеля, вся земля и другое движимое и недвижимое имущество переходит в государственную казну, если только новый настоятель не предложит выкуп.

По сведениям Адамса, простое население Москвы жило в бревенчатых домах. Стены утеплялись мхом, на окна, вместо стекла, натягивалась прозрачная кожа. Внутреннее убранство жилищ выглядело следующим образом: возле стен стояли лавки, на которых и сидели и спали. В каждом доме была печь, которую топили с утра, чтобы на протяжении всего дня в доме сохранялось тепло. Внешний облик простого русского человека состоял из шерстяного платья, конусной шапки, по форме которой можно определить благосостояние (чем выше шапка, тем богаче человек).[1,с.64]

Таким образом, первое английское, пусть случайное, посольство в Московское государство, закончившееся, кстати, дозволением англичанам беспошлинно торговать во всех городах России, положило начало русско-английским отношениям. Благодаря запискам Климента Адамса – современника и непосредственного участника событий, мы имеем возможность узнать бытовую сторону жизни средневековой Москвы, становление церемониальных и обрядовых моментов московского царского двора.

В 1575 году в Московское государство для переговоров о судьбе польского престола прибыло посольство от императора Священной Римской империи Максимилиана II. В его состав входил представитель знатного австрийского дворянского рода Иоганн Кобенцль, являвшийся комтуром Тевтонского ордена. Посольство не увенчалось успехом. Однако Кобенцль оставил описание своего путешествия. Австрийский посланник посетил загадочную «Московию» в тяжелое для нее время. Государство вело долгую и неудачную Ливонскую войну. Не менее опустошительными были последствия опричнины.

Как представителя духовно-рыцарского ордена, Кобенцла, прежде всего, интересовали религиозные вопросы. Описание религиозного быта русских людей Кобенцль делал в сравнении с Римской церковью. Автор отмечал, что «москвитяне», так он называл русских, очень религиозны и преданы обрядам, потому что «никогда не забывают они пред монастырем, церковью или же пред изображением Св. Креста, которое находится почти на каждом распутии, слезши с коня или вышедши из саней, стать на колена и трижды оградить себя знамением креста, произнося: Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй».[2,с.133] Крестные ходы многолюдны, причем, в любую погоду. Обряд Крещения «совершается таким же образом, исключая только, что у них при этом говорится: “крещается раба божий во имя Отца”».[2,с.136] Таинство Святого Покаяния совершается духовником и исповедуемым, стоя посреди церкви, иногда назначаются эпитимии (церковные наказания). Причащение совершается раз в год вином и хлебом. Постятся «москвитяне» весьма строго.

Кобенцль называл некоторые церковные праздники и упоминал названия постов, что говорит о преемственности между Римской и Греческой церковью, которую автор постоянно доказывал. Он подчеркивал, что «при сходстве во многом, переход Москвитян к нашей Церкви не может быть затруднителен».[2,с.140] Даже такие значительные различия, как непризнание чистилища, Кобенцль сводил к пустяку и находил преемственность: «Москвитяне не признают Чистилища, но тем не менее люди благочестивые каждый раз, при Богослужении и в своих молитвах, просят Всевышнего за верных усопших, да отпустит им заслуженное наказание и да приобщит их Небесному Царствию, так что в этом отношении Москвитяне почти не разнятся от нас».[2,с.137]

Сам Кобенцль не был на православной литургии, но он много слышал о том, как проходит служение: священники облачаются в ризы, служение длится дольше в два раза и на народном языке, присутствует всегда два или три дьякона, которые беспрерывно поют: «Господи помилуй и аллилуйя», в церквах есть свечи, иконы, а также святая вода и освященная соль, в конце литургии священник, благословляя, раздает народу освещенные хлеба. В молитвах «москвитяне» призывают святых. Иконы Святого Николая в «Московии» пользуются величайшем почитанием. Кобенцль отмечал, что в каждой русской избе был особый «красный угол», где «пред Крестною иконою или же пред образом Преблагословенный Девы, которой изображение хранится у них в каждом жилом покое (hypocausto), с возженными пред ним свечами».[2,с.135] Перед уходом из дома «москвитяне» кланяются и крестятся трижды перед иконой, произнеся «Господи помилуй».[2,с.135]

Кобенцль удивлялся отсутствию образованности среди русского народа. Причем не только среди простолюдинов, но и знатных вельмож. Он подчеркивал, что «в Московии нет ни одной школы или другого места, где можно получить образование, только в монастырях обучали грамоте, <…> из тысячи человек едва найдешь одного или двух грамотных».[2,с. 137]

После описания религиозного быта, автор переходит к освещению обычаев «москвитян», в частности приема послов. По традиции, царь должен был подарить подарки послу в знак приветствия. От Ивана IV Кобенцлю преподнесли в дар сани, коня, медвежий мех, несколько персидских ковров, то есть очень дорогие подарки, говорящие о щедрости царя. По наблюдению австрийского посланника, Иван IV любил роскошь, был очень расточительным. Об этом свидетельствовал венец царя, который находился на нем во время встречи Кобенцла. По своей ценности он превосходил диадему его святейшества папы, короны королей испанского и французского, а также великого герцога тосканского, и даже корону самого цесаря и короля венгерского и богемского. Мантия московского великого князя была покрыта алмазами, рубинами, изумрудами, жемчугом и другими драгоценными камнями. Во время обеда царь и его «придворный сын» (можно предположить, что это был наследник престола Иван Иванович) сидели за отдельным столом в пурпурных бархатных одеждах, расшитых жемчугом и драгоценными камнями. На них были надеты шапки, украшенные крупными рубинами, а короны лежали на скамьях.

В целом, Кобенцль не описывал подробно всего наряда царя, не называл отдельные элементы одежды. Он делал акцент только на его богатом виде, так сильно его поразившем. Стол, за которым сидел Кобенцль, стоял недалеко от царского стола. Церемониал торжественного обеда был следующим: «Каждого кушанья приносили по три блюда: одно ставили перед самим Государем, другое перед его сыном, третье подавали на мой стол. Тоже делали и с чашами <…>».[2,с. 146] Посуды было много и вся она была богатая, из золота и серебра: «Когда Его Пресветлейшество угощал меня oбедом, заметил я, в передней части покоя, так много круглых блюд, кубков, чарок и других золотых и серебряных сосудов, что, говоря без преувеличения, тридцать Венских повозок с трудом могли бы все это вместить в себе».[2,с.149] Остатки еды сбрасывали в кучу. Кобенцль не описывал виды и разнообразие блюд, для него важна внешняя сторона трапезы. Обед продолжался шесть часов. После трапезы, послы должны были выпить по кубку вина из рук царя в знак уважения. После этого при ужасном громе орудий и с бесчисленным множеством факелов «отвезли нас домой, где мы до самой зари продолжали со своими Комиссарами осушать кубки».[2,с.147] Когда Кобенцль уже готовился к отъезду, царь прислал ему в подарок «восемь сороков соболей».

Иоганн Кобенцль не дает широкого представления о быте и традициях Московской Руси. Следует учесть, что изучаемый нами документ – официальный отчет, в котором невозможно указать всего многообразия и разнообразия жизни средневековой Руси. Автор прямо говорил императору, что «я мог бы рассказать Вам многое, из чего Вы легко уразумели бы могущество Московского Государя; но боюсь Вам наскучить. Однако ж, нельзя не коснуться некоторых предметов; соображая их, Ваше Превосходительство сами угадаете остальное».[2, с.149] Между тем, традиции и быт Московской Руси XVI века, представленные Иоганном Кобенцлем, не могут быть не замеченными, так как он один из немногих иностранцев, кто подробно описал религиозный быт и обычай приема иностранных послов.

Таким образом, посольство Священной Римской империи в Московское государство в 1575-1576 годах является любопытной страницей отечественной средневековой истории. Благодаря отчету о путешествии, составленному Иоганном Кобенцлем, мы имеем возможность узнать бытовую сторону жизни средневековой Москвы, становление церемониальных и обрядовых традиций московского царского двора.

В августе 1675 года в Московское государство прибыло посольство от императора Священной Римской империи Леопольда I. Цель – установить союзные, дружеские отношения, инициатором которых выступил царь Алексей Михайлович. [3, с.331] Штат посольства состоял из 16 человек. Возглавляли дипломатическую миссию А.Ф. Баттони, его помощником был К.Т. Гусман. Секретарем посольства, в чьи обязанности входило описание его хода, являлся Адольф Лизек. В итоге Лизеком было подготовлено «Донесение о посольстве», в котором, кроме всего прочего, запечатлелась повседневная жизнь «Московии» и «московитов».

Отличительной чертой русских, по мнению Лизека, являлись пышность, стремление к роскоши, причем это проявлялось во всем: «Кушаньев приправленных, по русскому вкусу, луком и чесноком, было так много, что слуги, подававшие блюда один за другим по порядку, видя, что мы сыты от одного запаху, тотчас убирали их со стола. Между прочими лакомствами был подан свежий сыр».[3,с.360] Лизек отмечал, что «русским нравилось только серебро и золото, а искусство они ставили ни во что; и поэтому все дары они ценили по весу, не принимая в расчет искусства работы».[3,с.358]

Описывая Палату совещаний, автор акцентировал внимание на ее внешнем облике: «Стены Аудиенц-залы были обиты дорогими тканями, а на потолке изображены небесные светила ночи, блуждающие кометы и неподвижные звезды, с астрономической точностью».[3,с.378] Не только царь, но и его приближенные выглядели достойно, одетые по случаю прибытия заграничных гостей в дорогие костюмы: «Роскошный золотой трон был осыпан драгоценными камнями, и имел небольшие колонны. Некоторые из них были ордена Корифского, другие Ионического, Тосканского, Дорического, а большая часть смешенных. Советники Алексея Михайловича были надеты в богатую одежду. Бояре, Стольники и Чашников в золоте, серебре и жемчуге».[3,с.379]

Между тем, Адольф Лизек указывал на большой порок русских – пристрастие к крепким напиткам, ради которых они готовы обменять личные вещи. Не раз ему приходилось видеть пьяных до бесчувствия не только мужчин, но и женщин. Такая ситуация, по мнению Лизека, влекла за собой воровство, другие преступления и даже убийства. А что касается употребления пищи «простой народ не знает никакой умеренности. На пиршествах не имеет нужды в музыке, только бы бренчал гудок».[3,с.383]

В своих записках Лизек отмечал беспорядок русского быта, не свойственный романо-германским народам: «В русских деревнях родители, дети, домашний скот живут в одной избе все вместе, с тем только отличием, что овцы и свиньи обитают на полу круглый год, а люди спят на печи и на повешенных досках или полатях; но зато хозяева, хозяйки, слуги, служанки и дети совершенно между собою перемешаны, лежат без всяких постелей».[3,с.342] Наказания за преступления на Руси, на взгляд Лизека, достаточно суровы. Государственных преступников рассекали на части (четвертовали), воров вешали, других преступников наказывали по мере их вины. Задолжавших большие суммы секли розгами и, если не уплатят своих долгов, отдают их кредиторам на отработку. Тем, кто курил или нюхал табак, рвали ноздри.

За преступления судили не только людей, но и животных и даже вещи. Лизек приводил, в качестве примера, следующие нелепые и дикие для него эпизоды: «В доме одного боярина ручной козел столкнул боярского сына с лестницы; его высекли батогами и сослали в Сибирь; но как этот козел был любим целым семейством, то на пропитание положили ему по копейке в день <…> другая особа порезалась ножом, и его хотели сослать в Сибирь; но серебряная рукоятка, превосходно отделанная, преклонила к нему милость: вместо Сибири, его заперли в сундук, и тем лишили возможности резать».[3,с.384]

В качестве достоинства русских людей Лизек отмечал гостеприимство, не только в высшем обществе, но и среди народа. Пришедшему в гости, женщина подносила стакан водки; гость должен был выпить все до дна, поцеловаться с хозяевами, а часто и отдарить их. Отказ от угощения воспринималась как грубость. Лизек писал, что «московиты» уделяли особое внимание своему огороду, любили копаться в земле: «Посадивши дыни, русские ухаживают за ними следующим образом: каждый садовник имеет две верхние одежды для себя, и две покрышки для дынь. В огород он выходит в одном исподнем платье. Если чувствует холод, то надевает на себя верхнюю одежду, а покрышкой прикрывает дыни. Если стужа увеличивается, то надевает и другую одежду, и в то же время дыни прикрывает другой покрышкой. А с наступлением тепла, снимая с себя верхние одежды, поступает также и с дынями».[3,с.386]

Если говорить о религиозной составляющей, то Лизек попал в Россию пореформенного периода, в момент раскола Русской Православной церкви. Поэтому он сообщал, что «русские исповедуют Веру Греческую; происхождение Святого Духа признают от одного Отца, а не и от Сына, как верует Церковь Римская. Они не признают и того, чтобы Церковь Римская имела верховную власть над Церковью Вселенской».[3,c.388] В построении церквей присутствует строгий стиль. Библия написана на славянском языке и обращались с ней весьма благоговейно. Священники чаще всего люди неученые, не знают никакого языка, кроме русского и старославянского, проповедей не говорят и не входят ни в какие прения. А если возникнут споры о Вере, то их тотчас решат царь и патриарх. О таинстве брака, принятом в Московском государстве, Лизек писал следующее: «Брак у русских заключается по воле родителей, а жених и невеста даже не знают друг друга, потому что девиц в Московии держат в таких укромных отделениях домов, что их никто не может видеть. Если женщина прежде брака лишилась девства, то ее заключают в монастырь, для очищения грехов иноческим воздержанием».[3,c.390]

Необычным для иностранца казался погребальный обряд: «Умерших, обмывши, одевают в чистое белье, и к гробу призывают плакальщиц, которые жалостливо вопрошают покойника, зачем он умерь, когда в доме довольно хлеба, меду, водки и всего прочего. Мы сами видели, как жены бросались в могилы к своим мужьям, и готовы были с ними умереть, но оставались там только до тех пор, пока не начинали зарывать покойника. Смешно было смотреть, как быстро выпрыгивали из могил те самые жены, которые только что хотели с мужьями своими умереть. Вот, что значит обманчивость женских слез!».[3,c.390]

Таким образом, посольство Священной Римской империи под руководством А.Ф. Баттони и К.Т. Гусмана в Московское государство является любопытной страницей отечественной средневековой истории. Благодаря отчету о путешествии, составленному секретарем посольства Адольфом Лизеком, мы имеем возможность узнать традиционную, нравственную и бытовую стороны жизни средневековой Москвы, церемониальные и обрядовые особенности московского царского двора середины и третьей четверти XVII века.

Библиография

1. Первое путешествие англичан в Россию. Соч. Климента Адамса (Перев. с латинского И. Тарнавы-Боричевского) // Журнал министерства народного просвещения. 1838. Часть 20. С. 35-64.
2. Письмо Иоанна Кобенцеля о России XVI века (Перев. с латинского экстраординарного профессора Киевского университета Домбровского// Журнал министерства народного просвещения. 1842. Часть 35. С. 127-153.
3. Сказание Адольфа Лизека о посольстве от императора Римского Леопольда к великому царю Московскому Алексею Михайловичу в 1675 году (Перев. с латинского И. Тарнавы-Боричевского) // Журнал министерства народного просвещения. 1837. Часть 16. С. 327-394.