Московское государство и Северо-Западная Сибирь во II пол. XV в.

Автор:
Дата публикации:
Рубрики: Работы участников

Перцев Никита Викторович

Московское государство и Северо-Западная Сибирь

во II-ой пол. XV в.

Научный сотрудник сектора археологии

и этнографии ГБУ «МВК им. И.С. Шемановского»

г. Салехард

Аннотация. В статье рассматривается история развития политики Московского государства в отношении народов Урала и Западной Сибири в период правления Великого князя Ивана III. Анализ историографии показал ряд проблемных вопросов, связанных с характером русского проникновения на указанные территории. Рассмотрение проблемы проводилось в контексте становления единого Русского государства, так же были затронуты аспекты международной политики Московии. Большое значение уделено логистическим особенностям направлений, по средствам которых русские войска достигали отдаленных территорий Северного Урала. Благодаря анализу материала удалось реконструировать возможные направления политики Великого князя, результатом которой стало добровольное включение части населения Западной Сибири в сферу интересов Москвы задолго до начала колонизации этой территории, что в свою очередь способствовало успехам последующего «Сибирского взятия».

Ключевые слова. Русское государство, Великий князь, Ивана III, Западная Сибирь, внешняя политика.

Чрезвычайно важный период в истории нашего Отечества – время правления Великого князя Ивана III, был ознаменован ключевыми событиями, результатом которых стало окончательное становление Русского государства. Между тем, среди перипетий европейской политики, отношений с осколками Улуса Джучи и процессов объединения русских земель от взора исследователей часто ускользает не менее значимое событие – становление взаимоотношений московского государства с народами северо-западной Сибири. К слову, информация о первых контактах Московии с населением указанных территорий не является малоизвестным фактом – сведения о них содержаться в большинстве трудов по истории колонизации Сибири или ее регионов [Оборин В.А., 1990]. Однако, развитие исторической методологии практически не коснулось заявленной темы и русские походы в Сибирь (Югру) продолжают рассматриваться отрывочно, вне общего контекста, как некие обособленные явления, зачастую лишенные причин.

Весьма обширная историография проблемы может быть рассмотрена с нескольких ракурсов. В первую очередь это касается цели, преследуемой русским государством. В этом аспекте историки предпочитают придерживаться мнения, согласно которому московские походы в Югру были спровоцированы попытками монополизации пушной торговли [Чернышев С.А., 2013; Amstrong P., 1997, Р. 25-29; Эткинд А., 2013, с. 109]. Важные замечания о мероприятиях, проведенных Великим князем в данном направлении, содержатся в трудах, освещающих не просто само событие, но вводящих его в более обширный контекст политики Русского государства. Таковы работы А.Т. Шашкова [2001, с. 8-13; Очерки истории Коды…, 1995, с. 85], Ж. Мартин [1986], Д.Н. Маслюженко и Е.А. Рябининой [2014]. Однако, наше знание этого вопроса по большей степени продолжает нести отрывочный характер, в сущности, следуя установкам, гласящим о бессистемности данных мероприятий.

Между тем, возникает крайне серьезное противоречие. С одной стороны, мы наблюдаем некие «несвязанные между собой» походы, проводимые как бы «по случаю» и рассматриваемые в ключе возможного стремления Московского государства к обладанию пушными богатствами Западной Сибири. С другой – в историографии принято рассматривать это стремление и сами походы как проявление централизованной политики [Платонов С.Ф., 1924, с. 18-20; Головнев А.В., 2015, с. 228-230]. Таким образом, в настоящее время мы наблюдаем некий синкретизм явной государственной политики с неловкими попытками ее реализации.

Эта ситуация и побудила автора к настоящему исследованию, основной целью которого является анализ Югорских походов, проведенных в период правления Ивана III, и рассмотрение их в контексте политики становления единого Русского государства. Очевидно, что пушнина являлась действительным подспорьем в международных отношениях II-ой пол. XV-XVI вв., однако, исторические реалии этой эпохи вряд ли благоволили развертыванию колонизации Западной Сибири. Вероятно, за исследуемыми походами следует искать другие цели, что в свою очередь говорит и о несостоятельности тезиса о стремлении Московии при Иване III подчинить народы Зауралья.

Для начала обратим внимание на предшествующий период. Еще в эпоху возвышения Москвы появляются первые попытки закрепления прав за далекими северо-восточными территориями Припечерья и Предуралья. Так было в 1364 г., когда князь Дмитрий Иванович конфисковал у Устюга «места Пермские» [ВВЛ: электронный вариант]. Продолжающиеся центростремительные процессы в Московском княжестве провоцировали на дальнейшее закрепление в приобретенных волостях, а постепенное вбирание земель соперников открывало московским князьям новые перспективы развития диалога с насельниками Уральских и Западносибирских территорий. К сер. XV в. Московия, выражаясь словами классика теории фронтира Ф. Дж. Тернера[1], вышла к новой границе двух цивилизаций [Тернер Ф. Дж., 2009, с. 14], условно зафиксированную на восточных рубежах Малой Перми, Вятки и Печерских земель. Кульминационным периодом стала последняя треть столетия, когда, по справедливому замечанию И.В. Побережникова, русскому государству удалось окончательно закрепиться в Северном Предуралье [2006, с. 16].

Уже в 1465 г. Иваном III были посланы первые рати в Югру [ПСРЛ. Т XXXVII, 1982, с. 91]. Результат этого похода общеизвестен — Югорская земля была приведена под власть Москвы, а ее «князья» – Калпак и Течик, были полонены и впоследствии отпущены при обещании выплаты дани. Однако, невыясненными остаются цели, которые Великий князь преследовал в этой операции. В условиях только окончившейся Феодальной войны, присоединения Вятки и Малой Перми, непростых отношений с осколками Золотой Орды планы по установлению контроля над Западной Сибирью кажутся чересчур иллюзорными для прагматичного Ивана III.

Вероятно, за походом следует искать иные намерения, приведение же аборигенных князьков к шерти видеться побочным результатом успешной компании. Так в 1455 г. Вычегодско-Вымская летопись фиксирует нападение на пермские места «безверных вогуличей» [Электронный вариант]. Очевидно, неспокойная обстановка на восточных рубежах заставляла московского князя более пристально взглянуть на новых соседей. В этом контексте поход 1465 г. можно рассматривать не в качестве операции по приведению под власть угорские народы, но как ответную меру на подобные акты агрессии с их стороны. Такое положение в свою очередь объясняет и отсутствие информации о последующих принесениях ясака, обещанного князьцами, и очередной поход, вновь совершенный в Зауралье в 1467 г. [там же]

Очевидно, установление контроля над столь отдаленными территориями в ситуации середины – II-ой пол. XV вв. выступало бесперспективным намерением, в силу чего развязывание какой-либо целенаправленной политики не имело оснований. Однако в к. 60-х – сер. 80-х гг. этого столетия ситуация постепенно изменяется. Борьба за влияние на Казанский престол, с переменным успехом продолжающаяся до 1483/4 г. [Салиева Х.Б., 2004, с. 41-47] завершилась в пользу московской администрации (на престол был посажен Муххамед-Эмин, впрочем, менее чем через год он был заменен на очередного промосковского ставленника — хана Али). Вместе с влиянием на Казань, занимавшую центральное положение в русско-татарских отношениях, у Великого князя появились новые возможности проникновения на Урал и в Западную Сибирь, выраженные в открытии для русских войск нового торгового пути.

Если взглянуть на возможные пути сообщения русских земель с рассматриваемой территорией можно выявить несколько направлений, соответствующих речным системам Восточной Европы. Условно поделим их на северное (образованное бассейнами рек Сев. Двина и Печора) и южное (бассейны Волги и Камы). Наиболее предпочтительными из них являлись маршруты, ведущие к Уралу через южные территории, однако, в силу существования могущественной Волжской Булгарии, а затем – Улуса Джучи, данное направление, очевидно, было заповедным для вооруженных русских отрядов. Поэтому первые летописные замечания о хождении еще в XII-XIV вв. новгородцев в Югру могут быть прикреплены только к северным и циркумполярным коммуникациям. Здесь фиксируется несколько маршрутов, разделение которых происходило от г. Устюг. Долгое время эти тяжелые и по своей специфике весьма опасные пути [Плигузов А.И., 1993, с. 15-20] сосуществовали с недосягаемыми но, выражаясь словами С. Герберштейна, «более торными» [1988, с. 156] Прикамскими коммуникациями. Однако, попытки прохода по ним все же предпринимались: очевидно, именно с ними следует связывать развернувшийся в период Великой Замятни в Орде разгул новгородских ушкуйников (см. рис. 1), под удар которых попадали именно торговые конкуренты Новгорода по Волго-Камскому направлению.

В сложившейся же к сер. 80-х гг. XV в. ситуации проход по Камскому пути более не представлял особых препятствий. Уже в мае 1483 г.[2] воеводы Великого князя Федор Курбский и Иван Иванович Салтак совершают рейд в Югроскую землю по указанному маршруту [ПСРЛ Т. XXVI. 1959, с. 275-276]. Привлекает внимание к данному событию причина, по которой была организована операция. Изыскания по этому поводу показали очевидную взаимосвязь между походом и агрессией пелымского (вогульского) князя Асыки [Маслюженко Д.Н., Рябинина, 2014, с. 122]. В результате Ивану III была принесена присяга «от всей земли Кодской и Югорской» [ПСРЛ Т. XXVI. 1959, с. 275-276], а к титулу московского государя добавляется приставка «князь Югорский» [Там же, с. 285], которая, впрочем, кажется весьма формальной.

Примечательно, что оба похода (1465 и 1483 гг.), вероятно, стали следствием вызова, брошенного с недавно образованной восточной границы русского государства. Еще более важно то, что именно с этого момента коренным образом меняется отношение к народам, проживающим на северо-восточной периферии. Уже в момент принесения присяги на Усть-Выми в 1484 г. составляется первое описание аборигенов севера Западной Сибири, известное как слово «О человецах незнаемых на восточной стране и о языцех разных» и записанное со слов плененных вогулов [Плигузов А.И., 1993, с. 40-45]. Глобальные изменения позиций Урала и Западной Сибири в политике русских земель, выраженные в отходе от частных походов «за данью» к устройству северо-восточной границы единого государства, провоцировали интерес к соседним народам и необходимость завязывания более плотных дипломатических, экономических и даже культурных контактов[3]. В свою очередь это сказалось и на образе территории, олицетворяющей Западную Сибирь. Это положение прекрасно иллюстрируется постепенным изменением образа Югры от аморфной территории на северо-восточных границах Новгородских владений до вполне конкретной зоны в бассейне р. Сев. Сосьва [Менщиков В.В., Перцев Н.В., 2015]. Более того, с течением XV в. из источников исчезает собирательный этноним «югорцы», а вместо этого летописцы начали различать собственно югорцев, остяков (ханты), вогулов (манси) и самоедов (ненцы).

В контексте вышесказанного совершенно по иному представляется последняя «югорская» операция, проведенная в 1499 г. воеводами Ф. Курбским, П. Ушатым и В. Бражником. Ключевым событием здесь является строительство в Низовьях р. Печера г. Пустозерск [Миллер Г.Ф., 1750, с. 62-65]. Заметим, что в отличие от предыдущих операций, этот поход не был вызван нападением на границы Московского государства, при этом анализ пути, совершенного русскими войсками, а так же составленных в ходе него описаний маршрута [там же], позволяет судить о целенаправленном движении по самой северной коммуникации, обусловленной переходом по рекам Сев. Двина – Мезень – Цильма – Печера. Несмотря на то, что шертование аборигенных князьков, проведенное в кульминации похода, фигурирует в источниках, мы не располагаем информацией о дальнейшем проведении административной политики и закреплении Московии в Зауралье. Напротив, появившаяся лишь после 1514 г. в титулатуре Василия III весьма формальная приставка «князь Обдорский и Кондинский» [Агоштон М., 2004, с. 11], фактическое молчание источников о подчинении этих территорий вплоть до периода «Сибирского взятия», противоречивые отношения с осколками Улуса Джучи с одной стороны и Западноевропейскими государствами – с другой, не способствующие ни развитию пушной торговли, ни дальнейшему продвижению на северо-восток, заставляют отказаться от тезиса о подчинении Зауральских территорий.

С другой стороны строительство Пустозерска знаменует собой начало инкорпорации части угорского и самодийского населения в состав Российского государства. Так в жалованной грамоте от 1525 г. остякам и самоедам, желающим принять подданство Российского государя, предписывалось выплачивать дань на Печере [Обдорский край…, 2004, № 1]. Таким образом, этот город, на долгое время ставший административным и экономическим центром обширной северо-восточной волости [Барышев И.Б. и др., 2013, электронный вариант], являлся важным пунктом. В нем стекалось аборигенное население, проходили торжища, через него шли коммуникации в Западную Сибирь, как следствие – в нем проходило ознакомление русского государства с территориями и населением Приобья.

Рассмотренные выше особенности периода приводят к следующим важным выводам:

1 – В эпоху правления Великого князя Ивана III формируется северо-восточная граница владений и влияний Российского государства. В физическом плане она может быть определена бассейном реки Печера, с прилегающими территориями. Аборигенное население этого региона включается в систему подчинения Московии. Между тем, именно в этот период происходит включение в орбиту интересов русского государя зауральских пространств, часть населения которых добровольно приходит под власть Москвы;

2 – Походы 1465, 1483 и 1499 гг. были вызваны стремлением закрепить указанную границу и оградить уже подвластное население от агрессии со стороны насельников Северо-Западной Сибири. Кульминацией эпохи стало строительство опорного пункта Российского государства в низовьях Печеры – города Пустозерстка;

3 – Геополитические реалии II-ой пол. XV – нач. XVI вв. не располагали к расширению интересов Москвы в Западной Сибири, однако именно в рассматриваемый период были заложены основы московской политики, результатом которых стало стремительное вбирание Сибирских территорий в к. XVI-XVII вв.

Заметим, что исторически сложенная система взаимоотношений между Русским государством и политиями Северо-Западной Сибири, основанная, прежде всего, на товарообмене, выгодном обеим сторонам, а так же, в сущности, не агрессивная политика Москвы, нацеленная на умиротворение границ, сложили условия для комплиментарных отношений. В результате большая часть аборигенного населения Северо-Западной Сибири в момент «Сибирского взятия» оказалась более заинтересована в присоединении к Российскому государству, нежели в противостоянии ему [Трепавлов В.В., 2005, с. 39].

Библиографический список

  1. Агоштон М. Титул правителя Московского государства (1474-1533 гг.)//Вестник ВолГУ. Серия 4. Вып. 9. Волгоград, 2004 – с.6-15
  2. Барышев И.Б., Кулиев А.Н., Умняшов А.Б. Археологические исследования Пустоозерского городища в 2013 г.//Культурологический журнал. Ресурс: http://cr-journal.ru/rus/journals/302.html%26j_id=21 (дата обращения 25.12.2016)
  3. Вычегодско-Вымская (Мисаило-Евтихиевская) летопись // Ресурс: http://Kominarod.ru./cataloques/biblio/papers_267.html (Дата обращения: 16. 10. 2015)
  4. Головнев А.В. Феномен колонизации. Екатеринбург: УРО РАН, 2015 – 592 с.
  5. Герберштейн С. Записки о Московии/Пер. снем. А.И. Малена и А.В. Назаренко. М.: Изд-во МГУ, 1988 – 430 с.
  6. Корчагин П.А. Очерки ранней истории Перми Великой: князья Пермские и Вымские//Вестник Пермского университета. Вып. 1 (15). Пермь, 2011 – с. 114-126
  7. Маслюженко Д.Н., Рябинина Е.А. Поход 1483 г. и его место в истории Русско-Сибирских отношений.// Вестник археологии, антропологии и этнографии. 2014. № 1 (24) – с. 115-123
  8. Менщиков В.В., Перцев Н. В. О локализации летописной Югры// Сибирский сборник: сборник статей. Вып. 3 / отв. ред. Д.Н. Маслюженко, З.А. Тычинских. — Курган: Изд-во Курганского гос. ун-та, 2015 – с. 61-71
  9. Миллер Г.Ф. Описание Сибирского царства и всех произошедших в нем дел от начала, а особливо от покорения его Российской державой по сии времена. Книга первая. СПб, типография при Императорской Академии Наук, 1750
  10. НА ЯНМ Ф.1 Д. 133. Л. 31-33. Побережников И.В. Итоговый отчет за 2006 год по теме «Особенности русской колонизации 17- н. 20 вв. (История Ямала том 3)». Салехард, 2006.
  11. Обдорский край и Мангазея в XVII веке. Сборник документов — Екатеринбург: Изд-во «Тезис», 2004 – 200 с.
  12. Оборин В.А. Заселение и освоение Урала в конце XI- начале XVII вв. Иркутск: изд. Иркутского университета, 1990 – 168 с.
  13. Очерки истории Коды/В.М. Морозов, С.Г. Пархимович, А.Т. Шашков. Екатеринбург, 1995 – 192 с.
  14. Перцев Н. В. О начальных датах военных походов Московского государства в Югру: к вопросу о выявлении и истоках традиции// Вестник ПСТГУ. Серия II: История. История Русской Православной Церкви. 2017. Вып. 77. С. 56-65 DOI: 15382/sturII201777.56-65
  15. Платонов С.Ф. Прошлое Русского севера: Очерки по истории колонизации Поморья. Берлин: Обелиск, 1924 – 107 с.
  16. Плигузов А.И. Текст-кентавр о сибирских самоедов. М.,1993 – 160 с.
  17. Побережников И.В. Модели освоения Ямала. (Ямал и канадский опыт XVI – начала XX вв.)//Ямал в XVII – начале XX вв.: социокультурное и хозяйственное развитие (документы и исследования). Салехард-Екатеринбург: Банк культурной информации, 2006 – с. 3-43
  18. ПСРЛ. Т XXXVII. Устюжские и Вологодские летописи XVI-XVIII вв. Ленинград «Наука», 1982 – 228 с.
  19. ПСРЛ Т. XXVI. Вологодско-пермская летопись. Под редакцией М.Н. Тихомирова. Издательство академии наук СССР. М., 1959 – 413 с.
  20. Тернер Ф. Дж. Фронтир в американской истории/ Пер. с. англ. М.: Изд-во «Весь Мир», 2009 – 309 с.
  21. Трепавлов В.В. «Непоколебимый столп»: Образ России XVI-XVII вв. в представлениях ее народов. Вопросы истории. М.: редакция журнала «Вопросы истории», 2005 (8) – с.36-47.
  22. Салиева Х.Б. Ногайская Орда во взаимоотношениях России с Казанским ханством в конце XV–середине XVI в. [Текст]: диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук: 07.00.02 – Отечественная история/Салиева Хапсат Биймуратовна; Дагестанский научный центр ИИАиЭ РАН. Махачкала, 2004 – 153 с.
  23. Чернышев С.А. Присоединение Западной Сибири к русскому государству в XVI-XVII вв.: торгово-экономический аспект//Вестник Томского государственного университета. Томск, 2013. № 370 – с. 105-108
  24. Шашков А.Т. Начало присоединения Сибири // Проблемы истории России. Вып. 4: Евразийское пограничье. Екатеринбург: Волот, 2001 – с. 8-51.
  25. Эткинд А. Внутренняя колонизация. Имперский опыт России. М.: «Новое литературное образование», 2013 – 448 с.
  26. Amstrong P. Foreigners, furs and faith: Moscovy’s expansion into Western Siberia 1581-1649. Ottawa, 1997 – 185 p.
  27. Martin J. The Tiumen’ khanate’s encounters with Muscovy// Turco-Tatar past soviet present. Studies presented to AlexandreBennigsen. Editions Peeters — Louvain-Paris, 1986 – Р. 80-87

Сокращения

ВВЛ – Вычегодско-Вымская летопись

НА ЯНМ – Научный архив ГБУ ЯНАО «Ямало-Ненецкий окружной музейно-выставочный комплекс имени И.С. Шемановского» (город Салехард)

ПСРЛ – Полное Собрание Русских Летописей

[1] В отличие от классического определения фронтира как места столкновения цивилизации и дикости, автор склонен считать социумы, проживающие на исследуемой территории, вполне обособленным культурным типом, исследование которого следует проводить в рамках локальной цивилизации, объединяющей пермские, угорские и самодийские народы Приполярного Урала и Нижнего Приобья.

[2] Заметим, что в данном случае мы имеем дело с сентябрьским летосчислением, следовательно, описываемое событие произошло либо накануне, либо непосредственно в момент укрепления позиций Московии в русско-казанских отношениях.

[3] Об этом можно судить по развернутой политике христианизации народов Северо-Восточной Европы [ЯНМ Ф.1 Д.133. Л. 31.; Корчагин П.А., 2011. Указ. в. соч. с. 121-122 ]. О религиозном восприятии походов в Югру см. так же: [Перцев Н.В., 2017].