Внесение на рассмотрение Госдумы законопроекта о признании недействительным решения о передаче Крыма от РСФСР в состав Украинской ССР вызывает множество вопросов. Прежде всего, о необходимости этого шага. Напомню, что весной 1992 г. тогдашний парламент – Верховный совет РФ – уже принял постановление, в котором объявил решение президиума Верховного совета РСФСР от 5 февраля 1954 г. «О передаче Крымской области из состава РСФСР в состав Украинской ССР» недействительным. Насколько известно, несмотря на роспуск Верховного совета осенью 1993 г., этот акт не отменялся и своей силы не терял. Следует ли дублировать его?
Далее, непонятно, почему инициатива появилась именно сейчас. Куда логичнее и более обоснованно внесение такого законопроекта смотрелось бы в 2014 или 2015 гг. – как говорится, «по горячим следам». Но со времени возвращения Крыма в состав России прошло уже десять лет, вопрос, что называется, снят явочным порядком – причём, похоже, в мировом масштабе. Целесообразно ли раз за разом возвращаться к решению 1954 г.? И не говорит ли это о серьёзном запаздывании реакций на важнейшие политические события, отсутствии плана действий на случай наступления таковых?
Возникает и проблема переписывания истории. Факта отторжения/передачи полуострова не отменить ни федеральным, ни даже федеральным конституционным законом. 60 лет пребывания его в составе Украины также невозможно аннулировать, как бы этого ни хотелось. В этой связи утверждение, что якобы «де-юре Крымская область оставалась в составе РСФСР, а де-факто управлялась УССР» не выдерживает никакой критики. Кстати, почему в приложенной к законопроекту пояснительной записке даже не упомянуты межгосударственные договора, подписанные РСФСР/РФ и Украиной в 1990, 1997 и 2003 гг., в которых зафиксировано взаимное признание границ и подчёркнуто отсутствие территориальных претензий?
Сюда же примыкает и вопрос о пределах такого рода «отмен». Аппетит, согласно крылатой фразе, приходит во время еды, как следствие, законотворческий процесс может оказаться перегружен аналогичными инициативами по иным сюжетам истории СССР/РСФСР. Не откроет ли это пресловутый ящик Пандоры? Особенно сомнительно, стоит ли столь легкомысленно поднимать острый и очень далеко идущий вопрос о «фальшивых границах 1991 года». В эту игру ведь могут играть и два, и сразу несколько игроков. Продумана ли реакция на вполне вероятное появление аналогичных законодательных инициатив в отношении РФ со стороны бывших союзных республик? Не приведёт ли это к дальнейшему осложнению и без того непростой международной обстановки?
К большому сожалению, пояснительная записка https://sozd.duma.gov.ru/download/4B1CC766-1A06-4340-9600-27633D1C9E79 ничего не добавляет к имеющемуся пониманию проблемы. Можно было бы надеяться, что в процессе подготовки окажутся выявлены новые исторические сведения касательно предыстории решения, процесса его принятия, реакции на него внутри страны и вне её. Увы, разработчики ограничились лишь повторением давно известных тезисов об игнорировании процедуры отторжения/передачи, несоответствии объёма полномочий санкционирующих органов принятию решения, нарушении при этом конституционных норм и т.д.
Напомню, что дискуссии на эти темы уже прошли в 1990–2000-е гг. – как среди российских и украинских историков и правоведов, так и между ними. По их итогам стало ясно, что на основе такого рода аргументации найти общего языка не получится (приходится признать, «споры о Крыме» вообще показали свою бесплодность – каждая сторона осталась при своём и даже укрепилась в неприятии и аргументации оппонентов, и самой постановки вопроса).
А главное, стало окончательно ясно: вопрос нормативно-правовой состоятельности применительно к советскому периоду истории носит характер в лучшем случае умозрительный, в худшем – спекулятивно-демагогический. Решения в те десятилетия принимались на высшем уровне политической (партийной) вертикали власти, государственные органы лишь оформляли их. Они не имели права слова, не могли ничему ни воспрепятствовать, ни даже как-то изменить. Более того, в условиях господства соображений «политической целесообразности» (напомню, с момента установления коммунистического режима на момент начала 1954 г. не прошло и сорока лет, многие участники тех событий были ещё живы и влиятельны), прочно укоренившегося презрения к «юридическому крючкотворству» процедурные несообразности никого не волновали. Что и говорить, нередко принципиально важные решения принимались только партийными структурами и никак потом официально не оформлялись. В этой связи критика лишь с позиции соответствия законодательству заведомо неэффективна и даже сомнительна с точки зрения правомерности (прежде всего, встаёт вопрос, может ли нижняя палата парламента РФ отменять решение руководящего органа партийной власти СССР).
Главная же проблема – в направленности предлагаемого документа. Содержание пояснительной записки, прежде всего характеристика решения 1954 г. как «волюнтаристского, неконституционного», указывают на то, что законопроект готовился как политическая декларация. В виде нормативного правового акта прямого действия, каковым является федеральный закон, таковая явно неуместна (особенно учитывая, что последствия принятия закона никак в законопроекте не обозначены). Заявления Государственной думы на эту тему, если оно остро необходимо, было бы вполне достаточно.
Кандидат исторических наук В.Н. Круглов